Неточные совпадения
Г-жа Простакова. Без наук люди живут и жили. Покойник батюшка воеводою был пятнадцать
лет, а с тем и скончаться изволил, что не умел грамоте, а умел достаточек нажить и сохранить. Челобитчиков принимал всегда, бывало, сидя на железном сундуке. После всякого сундук отворит и что-нибудь положит. То-то эконом был! Жизни не жалел, чтоб из сундука ничего не вынуть. Перед другим не похвалюсь, от вас не потаю: покойник-свет, лежа на сундуке с деньгами, умер, так сказать, с
голоду. А! каково это?
Во время градоначальствования Фердыщенки Козырю посчастливилось еще больше благодаря влиянию ямщичихи Аленки, которая приходилась ему внучатной сестрой. В начале 1766
года он угадал
голод и стал заблаговременно скупать хлеб. По его наущению Фердыщенко поставил у всех застав полицейских, которые останавливали возы с хлебом и гнали их прямо на двор к скупщику. Там Козырь объявлял, что платит за хлеб"по такции", и ежели между продавцами возникали сомнения, то недоумевающих отправлял в часть.
11) Фердыщенко, Петр Петрович, бригадир. Бывший денщик князя Потемкина. При не весьма обширном уме был косноязычен. Недоимки запустил; любил есть буженину и гуся с капустой. Во время его градоначальствования город подвергся
голоду и пожару. Умер в 1779
году от объедения.
И быстреньким шепотом он поведал, что тетка его, ведьма, околдовала его, вогнав в живот ему червя чревака, для того чтобы он, Дронов, всю жизнь мучился неутолимым
голодом. Он рассказал также, что родился в
год, когда отец его воевал с турками, попал в плен, принял турецкую веру и теперь живет богато; что ведьма тетка, узнав об этом, выгнала из дома мать и бабушку и что мать очень хотела уйти в Турцию, но бабушка не пустила ее.
Позвольте-с: у меня был товарищ, Ламберт, который говорил мне еще шестнадцати
лет, что когда он будет богат, то самое большое наслаждение его будет кормить хлебом и мясом собак, когда дети бедных будут умирать с
голоду; а когда им топить будет нечем, то он купит целый дровяной двор, сложит в поле и вытопит поле, а бедным ни полена не даст.
История арестантки Масловой была очень обыкновенная история. Маслова была дочь незамужней дворовой женщины, жившей при своей матери-скотнице в деревне у двух сестер-барышень помещиц. Незамужняя женщина эта рожала каждый
год, и, как это обыкновенно делается по деревням, ребенка крестили, и потом мать не кормила нежеланно появившегося, ненужного и мешавшего работе ребенка, и он скоро умирал от
голода.
Обязанность его состояла в том, чтобы содержать в казематах, в одиночных заключениях политических преступников и преступниц и содержать этих людей так, что половина их в продолжение 10
лет гибла, частью сойдя с ума, частью умирая от чахотки и частью убивая себя: кто
голодом, кто стеклом разрезая жилы, кто вешая себя, кто сжигаясь.
— Знаю, вперед знаю ответ: «Нужно подумать… не осмотрелся хорошенько…» Так ведь? Этакие нынче осторожные люди пошли; не то что мы: либо сена клок, либо вилы в бок! Да ведь ничего, живы и с
голоду не умерли. Так-то, Сергей Александрыч… А я вот что скажу: прожил ты в Узле три недели и еще проживешь десять
лет — нового ничего не увидишь Одна канитель: день да ночь — и сутки прочь, а вновь ничего. Ведь ты совсем в Узле останешься?
В окрестностях залива Рында есть пятнистые олени. Они держатся на полуострове Егорова, окаймляющем залив с северо-востока. Раньше их здесь было гораздо больше. В 1904
году выпали глубокие снега, и тогда много оленей погибло от
голода.
Он почитал за грех продавать хлеб — Божий дар, и в 40-м
году, во время общего
голода и страшной дороговизны, роздал окрестным помещикам и мужикам весь свой запас; они ему на следующий
год с благодарностью взнесли свой долг натурой.
Или вы думаете, что после взятия Бастилии, после террора, после войны и
голода, после короля-мещанина и мещанской республики я поверю вам, что Ромео не имел прав любить Джульетту за то, что старые дураки Монтекки и Капулетти длили вековую ссору и что я ни в тридцать, ни в сорок
лет не могу выбрать себе подруги без позволения отца, что изменившую женщину нужно казнить, позорить?
Я воротилась к матери, она ничего, добрая, простила меня, любит маленького, ласкает его; да вот пятый месяц как отнялись ноги; что доктору переплатили и в аптеку, а тут, сами знаете, нынешний
год уголь, хлеб — все дорого; приходится умирать с
голоду.
Так бедствовали мы и пробивались с
год времени. Химик прислал десять тысяч ассигнациями, из них больше шести надобно было отдать долгу, остальные сделали большую помощь. Наконец и отцу моему надоело брать нас, как крепость,
голодом, он, не прибавляя к окладу, стал присылать денежные подарки, несмотря на то что я ни разу не заикнулся о деньгах после его знаменитого distinguo! [различаю, провожу различие (лат.).]
Отрезанный сначала войной 1812
года от всякого сообщения, потом один, без денег, на пепелище выгорелого села, он продал какие-то бревна, чтоб не умереть с
голоду.
— Ну, братцы, кажется, наше дело скоро совсем выгорит! Сам сейчас слышал, как мать приказание насчет птицы отдавала, которую на племя оставить, которую бить. А уж если птицу велят бить, значит, конец и делу венец. На все
лето полотков хватит — с
голоду не помрем.
На восточном побережье и на Сахалине он сделал себе блестящую карьеру в какие-нибудь пять
лет, но потерял дочь, которая умерла от
голода, состарился, состарилась и потеряла здоровье его жена, «молоденькая, хорошенькая и приветливая женщина», переносившая все лишения геройски.
Его похвальное слово не мирилось в сознании с такими явлениями, как
голод, повальная проституция ссыльных женщин, жестокие телесные наказания, но слушатели должны были верить ему: настоящее в сравнении с тем, что происходило пять
лет назад, представлялось чуть ли не началом золотого века.
Но совет этот не имеет практического значения, так как овцы могли бы «использовать» выгоны только в течение короткого
лета, а в длинную зиму они околевали бы с
голоду.]
Ибо тогда, как пишут и утверждают писатели, всеобщие
голода в человечестве посещали его в два
года раз или по крайней мере в три
года раз, так что при таком положении вещей человек прибегал даже к антропофагии, хотя и сохраняя секрет.
— От
голоду, родная, от
голоду. Помутилась я разумом на старости
лет… Ты погляди, как Окулко-то поворачивает: тебе бы на три дня колотиться над лужком, а он к вечеру управится.
В подобных городках и теперь еще живут с такими средствами, с которыми в Петербурге надо бы умереть с
голоду, живя даже на Малой Охте, а несколько
лет назад еще как безнуждно жилось-то с ними в какой-нибудь Обояни, Тиму или Карачеве, где за пятьсот рублей становился целый дом, дававший своему владельцу право, по испитии третьей косушечки, говорить...
Он залпом выпил стакан чаю и продолжал рассказывать. Перечислял
годы и месяцы тюремного заключения, ссылки, сообщал о разных несчастиях, об избиениях в тюрьмах, о
голоде в Сибири. Мать смотрела на него, слушала и удивлялась, как просто и спокойно он говорил об этой жизни, полной страданий, преследований, издевательств над людьми…
— Прошлялся я по фабрикам пять
лет, отвык от деревни, вот! Пришел туда, поглядел, вижу — не могу я так жить! Понимаешь? Не могу! Вы тут живете — вы обид таких не видите. А там —
голод за человеком тенью ползет и нет надежды на хлеб, нету!
Голод души сожрал, лики человеческие стер, не живут люди, гниют в неизбывной нужде… И кругом, как воронье, начальство сторожит — нет ли лишнего куска у тебя? Увидит, вырвет, в харю тебе даст…
Естественно, что, подчинив себе
Голод (алгебраический = сумме внешних благ), Единое Государство повело наступление против другого владыки мира — против Любви. Наконец и эта стихия была тоже побеждена, то есть организована, математизирована, и около 300
лет назад был провозглашен наш исторический «Lex sexualis»: «всякий из нумеров имеет право — как на сексуальный продукт — на любой нумер».
Сиживал-таки Порфирка наш
голодом не один день; хаживал больше все на босу ногу, зимой и
летом, в одном изодранном тулупчишке.
А мне ли не твердили с детских
лет, что покорностью цветут города, благоденствуют селения, что она дает силу и крепость недужному на одре смерти, бодрость и надежду истомленному работой и
голодом, смягчает сердца великих и сильных, открывает двери темницы забытому узнику… но кто исчислит все твои благодеяния, все твои целения, о матерь всех доблестей?
— Одна. Отец давно умер, мать — в прошлом
году. Очень нам трудно было с матерью жить — всего она пенсии десять рублей в месяц получала. Тут и на нее и на меня; приходилось хоть милостыню просить. Я, сравнительно, теперь лучше живу. Меня счастливицей называют. Случай как-то помог, работу нашла. Могу комнату отдельную иметь, обед; хоть
голодом не сижу. А вы?
Приехав неизвестно как и зачем в уездный городишко, сначала чуть было не умерла с
голоду, потом попала в больницу, куда придя Петр Михайлыч и увидев больную незнакомую даму, по обыкновению разговорился с ней; и так как в этот
год овдовел, то взял ее к себе ходить за маленькой Настенькой.
Не прошло и
года после ужасной гибели Васи, как дочь Н.И. Пастухова внезапно заболела горловой чахоткой и через несколько месяцев умерла в страшных муках от
голода, не имея сил глотать никакую пищу.
— Малость, батюшка, совсем малость! Иной раз, придется, и есть нечего. Того и смотри, с
голоду али с наготы помрешь. А лошадки-то нет у нас товар в город отвезти. Другой
год волки съели.
Поразительнейшим примером такого лицемерия были заботы русских землевладельцев во время последнего
года о борьбе с
голодом, который они-то и произвели и которым они тут же пользовались, продавая не только хлеб по самой высокой цене, но картофельную ботву по 5 рублей за десятину на топливо мерзнущим крестьянам.
О
голоде, ожидаемом в этом
году, говорит с явной радостью, и по её суждениям выходит так, что чем хуже человеку, тем это полезней для него.
Лабзин-купец, хлебник большой, в сороковом
году, в
голод великий, приехал к Бутурлину — губернатору: жертвую, говорит, голодным три мерки серебра!
Много пронеслось
годов, много совершилось событий; был
голод, повальные болезни, была пугачевщина.
Весною следующего (1772)
года кэргызцы (буруты) довершили несчастие калмыков, загнав в обширную песчаную степь по северную сторону озера Балхаши, где
голод и жажда погубили у них множество и людей и скота.
Жизнь его была постоянною битвою со всевозможными нуждами и лишениями; правда, он вышел довольно победоносно, то есть не умер с
голода, не застрелился с отчаяния, но победа досталась не даром; в пятьдесят
лет он был и сед, и худ, и морщины покрыли его лицо, а природа одарила его богатым запасом сил и здоровья.
Мы направились в парк через Второе Парголово, имевшее уже тогда дачный вид. Там и сям красовались настоящие дачи, и мы имели удовольствие любоваться настоящими живыми дачниками, копавшими землю под клумбы, что-то тащившими и вообще усиленно приготовлявшимися к встрече настоящего
лета. Еще раз, хорошо жить на белом свете если не богачам, то просто людям, которые завтра не рискуют умереть с
голода.
Какая это ужасная вещь —
голод, особенно в молодые
годы, когда организм так настойчиво предъявляет свои права на питание.
— Здесь все друг другу чужие, пока не помрут… А отсюда живы редко выходят. Работа легкая, часа два-три утром, столько же вечером, кормят сытно, а тут тебе и конец… Ну эта легкая-то работа и манит всякого… Мужик сюда мало идет, вреды боится, а уж если идет какой, так либо забулдыга, либо пропоец… Здесь больше отставной солдат работает али никчемушный служащий, что от дела отбился. Кому сунуться некуда… С
голоду да с холоду… Да наш брат, гиляй бездомный, который, как медведь, любит
летом волю, а зимой нору…
Пятьдесят
лет ходил он по земле, железная стопа его давила города и государства, как нога слона муравейники, красные реки крови текли от его путей во все стороны; он строил высокие башни из костей побежденных народов; он разрушал жизнь, споря в силе своей со Смертью, он мстил ей за то, что она взяла сына его Джигангира; страшный человек — он хотел отнять у нее все жертвы — да издохнет она с
голода и тоски!
Бывали с этим колоссом и такие случаи: в семидесятых
годах, во время самарского
голода, был в Москве, в Немчиновке, поставлен спектакль в пользу голодающих. Шло «Не в свои сани не садись». Русакова играл Николай Христофорович, а остальных изображал цвет московских любителей: В. А. Mорозова (Дуню), Н. Л. Очкина, С. А. Кунича, Дм. И. Попов и другие.
Пошла раз в жизни отдохнуть от холода,
голода и мужниных побоев в течение сорока
лет.
Чтобы учиться и не издохнуть с
голода, я шесть
лет кряду обучал грамоте каких-то болванов и перенес массу мерзостей со стороны разных папаш и мамаш, без всякого стеснения унижавших меня…
— Ни в прошлом
году, ни в нынешнем я не съел ни одной! Все съели адвокаты, хотя урожай был отличнейший! Чтобы не умереть с
голоду, я вынужден писать газетные корреспонденции по полторы копейки за строчку. Но и там урезывают!
— Два
года назад умирал от
голода некто Никлас Экус, и я получил от него письмо с предложением купить автомат, над которым он работал пятнадцать
лет.
Целый
год ее томили
голодом, чтобы удерживать развитие болезни и облегчить ей последний шаг в вечность.
— Что ты всё врёшь, безумный? — вдруг возмутился Артамонов, ощущая, как
голод сосёт и сушит его. — Что тебе надо? Совесть мне ты, судья? Зачем ты молчал тридцать
лет с лишком?
И вспомнил царь, как много
лет тому назад скончался его отец, и лежал на песке, и уже начал быстро разлагаться. Собаки, привлеченные запахом падали, уже бродили вокруг него с горящими от
голода и жадности глазами. И, как и теперь, спросил его первосвященник, отец Азарии, дряхлый старик...
— С
голоду, касатик, о-ох! с
голоду, — отвечала она, принимая последнее слово как исключительно до нее относящееся. — На старости
лет куды те горько, и помереть так негде…
Вот, например, как изображает он бедствия
голода 1787
года во вступлении к сочинению «О состоянии России в рассуждении денег и хлеба».